Ирина Асаба - Амнезия [СИ]

— К пустой голове руку не прикладывают, — пробурчал Яков и дал газу.

Дорога петляла сначала по полям, потом свернула в глухой лес и, проехав еще пару километров, уткнулась в болото.

— У нас здесь рядом дачи мэра и префектов, — объяснил Яшка. — Поэтому в этом месте сделали заповедник и чужие сюда не ездят.

Если что случится, будем куковать, пока нас выручать не приедут. Ну да чего я о плохом? Давай думать о хорошем. Перекусить не хочешь, — спросил он Чернова смолящего с утра одну сигарету за другой. — Потом некогда будет. Как заляжем в болоте, так считай кранты.

— Пока не хочу, — отозвался тот и они, бросив машину, углубились в дремучий лес, звонко чавкая резиновыми сапогами по мокрому мху.

Охота была удачной. Как и обещал Яшка, птица на болоте водилась. Пару-тройку подстреленных птах они найти не смогли и пожалели, что с ними нет собаки. Две жирные утки приятно оттягивали рюкзаки, две болотные курочки висели вниз головами, прикрепленные к поясу Пончика. С ними же соседствовали любимые Шереметьевым вальдшнепы, мелко стукаясь головами и теряя ржаво-бурые перья. Вальдшнепов, иначе бекасов, было всего три. Насквозь промокший Яшка досадливо ворчал:

— Ну, ничего, — грозил он пернатым. — Мы вам еще покажем. Вот как на вечерней зорьке выйдем, так все нашими будете.

Но на вечерней зорьке им выйти не удалось. В десять Яшка позвонил домой, справиться все ли в порядке и Лиля беспокойным голосом попросила его перезвонить себе на работу. Сослуживцы Шереметьева разыскивали его вчера весь вечер. Им срочно была нужна его консультация. После недолгих переговоров Яков решил вернуться в город и предложил другу продолжить отдых без него.

— Что там у вас случилось? — поинтересовался Чернов, в ужасе думая, как будет умирать от скуки в пустом поселке.

— Да ерунда! — отмахнулся Яков, но лицо его стало озабоченным. — У нас в городе, понимаешь ли, какая-то ерунда происходит. Я сам ничего не понимаю. В последнее время стали появляться люди потерявшие память. Если бы это были старики или пациенты после тяжелых травм, я бы все понял… Но тут… Везут к нам со всего района молодых здоровых людей, абсолютно себя не помнящих. То есть, нет! У них остались бытовые и профессиональные навыки. Даже какие-то предпочтения и вкусы тоже остались. Но нет основного. Они не помнят, ни как их зовут, нигде они жили, ни как зовут их родных и близких. Все что связано с их личной жизнью они благополучно забыли. В теории то все понятно. По научному это называется психогенной или иначе лакунарной амнезией. Только дело в том, что когда пациентов было один, два, я не волновался, а сейчас перейдены все границы. В моей клинике таких уже десять. Сегодня привезли еще одного. Молодой, абсолютно здоровый мужчина. И представляешь, какой бред! Он говорит на немецком языке!

Чернову почему-то тут же вспомнился голый мужик на вокзале, Настин "Костя", девушка под потолком и слова обходчика о том, что больно много их сейчас расплодилось — непомнящих то этих.

— И какие у тебя идеи по этому поводу? — спросил он Якова, нервно закусив губу.

— Тут, понимаешь какое дело? Ты конечно в психиатрии не разбираешься… Ну, вот смотри… Что такое амнезия? — тут же сел на любимого конька Шереметьев. — А — это отрицательная частица, а mneme — память или воспоминание. То есть амнезия, это отсутствие воспоминаний или неполные воспоминания о событиях или переживаниях. Насколько я понимаю, у всех пациентов адаптационный синдром. Что это такое? Ну, в общем, совокупность защитных реакций организма при стрессе. Даже вернее приспособление к трудной ситуации. То есть резистентности. Понятно?

Чернов отрицательно покачал головой и вопросительно посмотрел на приятеля.

— Ну, как тебе попроще то объяснить, дурья твоя голова. Ну, смотри. С человеком случается какая-нибудь критическая ситуация, которую мы называем стресс. Происходит игра сознания. Мозг, ставит блок и таким образом защищает себя от лишней памяти или знаний. Он как бы защищает себя от ненужной, лишней, пугающей его информации. С этими примерно такое. Что я только с ними не делал… С пациентами с этими. Ничего не получается. Ввожу в гипноз, отключаю лобные доли… Захожу в сознание… Пытаюсь организовать причинно-следственные связи… Казалось бы, должно сработать, ан нет. У них, у всех осталась только механическая память. Мозг на парадоксы реагирует адекватно. Тут виной всему, конечно, какой-то дефект гипоталамуса. Но почему это происходит, что дает толчок к изменению сознания — пока не понятно. Слушай! Тебе действительно это интересно или ты из уважения меня слушаешь?

— Пончик! Что за дурацкие вопросы? — ершисто отозвался Чернов. — У меня никакого уважения к тебе нет. Было бы не интересно, послал бы тебя с твоими лекциями куда подальше. Мне, правда, интересно. Человеческий мозг был и остается для меня сплошной загадкой. Я вообще удивляюсь, откуда в милом толстом Пончике такой кладезь знаний и умение логически мыслить. В детстве за тобой такого не наблюдалось.

— Ну… Если интересно, тогда поехали. Чего время тянуть. Разберемся с бошем и вернемся. Идет? А насчет мозга мы еще с тобой поговорим…

ТВЕРЬ

Они вернулись в город во второй половине дня. Не заезжая домой Шереметьев, в чем был, поехал в клинику. Проведя приятеля в свой кабинет он надел белый халат и заставил Чернова одеть такой же. Персонал, обнаружив долгожданное руководство, забегал, засуетился и буквально через пять минут в приемной уже толпился народ с накопившимися всего за полтора дня проблемами. Юрий, стараясь не мешаться, раскрыл створку окна и закурил. Центральное здание, в котором он сейчас находился, было четырехэтажным. С правой стороны, аппендиксом, к нему было прикреплено еще одно, меньшего размера и высоты. — Какую же огромную территорию занимает психушка, — подумал Чернов, швыряя в окно окурок. — Сколько же в городе психов, чтобы строить для них такие помещения…

В дверь заглянула секретарша и вопросительно посмотрела на начальника.

— Чего смотришь? Зови, — велел тот и разложил перед собой какие-то документы. — Тащите сюда новенького. Попытаемся сориентироваться в ситуации.

Через пару минут за столом в форме буквы Т уже сидели специалисты клиники и новый пациент. Это был молодой парень с волосами пепельного цвета и абсолютно растерянными глазами. Он пытливо вглядывался в лица присутствующих и как бы пытался понять кто они и что им от него надо. Его абсолютно прямой позвоночник свидетельствовал о сильном возбуждении и напряжении.

— Ну что тут у вас ребята без меня произошло? — спросил Шереметьев и широко улыбнулся. — Чего у вас всех глаза такие затравленные? Испугались что ли? Докладывайте Владимир Львович, — обратился он к пожилому мужчине с седой клиновидной бородкой.